• Почему птицам нельзя пшено?
• Кисель: история происхождения и приготовление
• Красная нитка для защиты от сглаза: как её правильно носить Какой должна быть красная нить на запястье
• Бесценная мудрость предков - гадание на будущее на рунах Гадание на картах он-лайн
• Анализ стихотворения "с поляны коршун поднялся" по плану
• Овсяный кисель из геркулеса, овсяных хлопьев, цельного овса
• Брюссельская капуста маринованная
• Как действует клизма микролакс, и особенности применения ее при беременности
• Работа с детьми с детским церебральным параличом Методы работы с детьми дцп
• Больничный. Рассчитать больничный. Формулы и нюансы пособия по болезни Вычисление среднедневного заработка

Мы продолжаем публиковать дневники наркомана с 15-летним стажем, который начал трезветь полтора месяца назад. Это не первая попытка Олега бросить употреблять наркотики, но только сейчас, по его собственным словам, он делает это осознанно.

В прошлой публикации молодой человек рассказал о том, какие предпринимает шаги на пути выздоровления:

Вчера я случайно узнал, что один наркоман был очень близок к срыву после некоторой ремиссии - уже шел употреблять. Но вдруг на глаза ему попался первый выпуск моего дневника. После прочтения он смог остановиться и обратился за помощью к специалистам. Не описать словами, как сильно это меня вдохновило! Все сомнения в том, стоит ли писать дальше и не занимаюсь ли я нездоровым самолюбованием, ушли. Появилось желание продолжать, будучи при этом откровенным настолько, насколько смогу.

Сегодня я расскажу историю своей зависимости.

Мне казалось, что наркотики помогут развиться духовно

Я родился Минске в благополучной семье. Никто из родственников не страдал алкоголизмом и тем более - наркоманией. Первые 4 года в школе учился лучше всех в классе. Хорошо помню, что прочитал в первом классе больше 100 слов в минуту! Но поведение у меня всегда было неважным: хотелось самовыражаться, утвердить свое превосходство.

После четырех классов родители поспособствовали переводу меня в гимназию, где я быстро понял — здесь быть умнее в плане учебы не выйдет. Тогда я выбрал противоположный путь — стал "забивать" на учебу, попал в компанию к неформалам, отрастил длинные волосы... Вся моя жизнь в том периоде проходила под знаменем отрицания всего и вся, для меня не существовало авторитетов, кроме любимых музыкантов. Я слушал Nirvana и мечтал умереть в 27 лет, как Курт Кобейн. Тогда же я начал активно курить и выпивать в компании. Алкоголь мне никогда особо не нравился, так как организм его не принимал — стоило выпить чуть больше, и появлялось мучительное чувство тошноты.

Сколько себя помню в подростковом возрасте, у меня всегда было очень большое желание попробовать наркотики. Хотелось попробовать то, что, как мне тогда казалось, поможет развиться духовно и выйти за границы "обреченного мира", как я тогда считал. Я читал Кастанеду, Пелевина и выделил для себя совершенно не то, что следовало бы. Представления о наркотиках у меня были совершенно романтичные. Я хотел попробовать "психоделики", хотя слабо понимал, что это вообще такое.

Кроме того, как я сейчас понимаю, у меня всегда было очень много внутреннего напряжения. С детства был страх перед отношениями с девушками, я боялся, что у меня что-то не получится в сексуальном плане. При этом желание было сильным и даже порой навязчивым. Это противоречие я только сейчас начинаю анализировать.

Жизнь разделилась на "до" и "после"

В своей тусовке я начал активно искать, где можно достать наркотики. Это был конец 90-х. В отличие от многих, у меня была довольно обеспеченная семья. Отец занимался бизнесом, у него с партнером своя небольшая туристическая фирма. Я всегда в компании был спонсором, за счет родителей, конечно.

В итоге первое, что удалось достать, - это средство для наркоза, имеющее очень сильное психотропное действие. Это был целый ритуал, мы собрались у меня дома, купили шприцы для внутривенного употребления. Мне было страшно колоться первый раз, даже хотелось отказаться, но после первого укола этот страх полностью ушел. Эйфории я не получил, только кратковременное сильное изменение сознания - меня просто "вырубило" и унесло. Я бы сказал, что это даже было неприятно. Но почти сразу появилось ощущение какой-то избранности. Я считал, что примкнул к "психонавтам", которые исследуют глубины своего сознания. На тот момент мне было без малого 15 лет...

Потом был гашиш - как я считал, он помогал раскрыться. С детства мне было трудно танцевать, были всякие комплексы. С травой многие барьеры снимались. Я стал курить постоянно, практически сразу стал воровать и брать под надуманными предлогами у родителей деньги. Жизнь довольно быстро разделилась на состояние "до" - стадию подготовки, неполноценной жизни - и "после" - якобы полноценную жизнь в употреблении. Довольно быстро что-то делать в трезвом состоянии мне стало неинтересно. Чтобы пойти в кино, на концерт, съездить на природу или даже просто погулять с друзьями, обязательно нужно было "курнуть", иначе это казалось бессмысленным.

О будущем в то время я особенно не думал, о родителях - тем более. Единственное, что я тогда замечал, это то, как у меня полностью перестраивалась модель восприятия мира. Появилось ощущение, что все в этом мире равнозначно, и нет никакой разницы, чем ты будешь заниматься. Я испытывал некое состояние отстраненности от мира - мне казалось, что это великое прозрение. Но в будущем это очень сильно сыграло против меня. Человеческие чувства, ценности, близкие - все это обесценилось. Я называл все это иллюзией, игрой - и потом мог себя этим оправдывать.

Попробовал винт и научился его варить

Достаточно быстро травы для меня стало мало, она стала привычным "фоном", и я продолжил экспериментировать с наркотиками. Примеров сильно опустившихся наркоманов перед глазами у меня не было - я общался с довольно узким кругом людей. Преодолев страх, попробовал героин. Когда употребил его в нормальной дозе, мне стало очень плохо, тошнило. Я понял, что это вообще не мое, и решил, что никогда к этому не вернусь. Как же я ошибался!

В 16 лет я попробовал винт - кустарно изготовленный препарат, классический психостимулятор. У нас его делали с 80-х годов. Мне понравился винт с первого укола. Как я сейчас понимаю, в то время мне очень не хватало откровенного общения. С винтом психологические барьеры снимались, можно было сутками говорить на откровенные темы, все было интересно. Так можно было проводить по несколько дней без сна и еды, после чего наступал "выход" - мучительное чувство опустошения, усталости, тревоги и сильнейшее желание вернуть первоначальное состояние опьянения.

Я стал учиться варить винт. Мы подделывали рецепты, печатали их на принтерах или брали у знакомых врачей, покупали нужные ингредиенты в аптеке. У варщиков старого поколения, с которыми я начинал, даже был определенный устав: они сами определяют всем дозу, не продают наркотики, не подсаживают новых людей, особенно из корыстных целей. Это старая "школа" - потом это все деградировало. Я стремился принять эти правила, чем очень гордился, и никогда за деньги ничего не продавал, а "угощал" бесплатно, что еще хуже, как сейчас осознаю.

Ощущения, от которых тяжело отказаться

Винт употреблял марафонами - по 2-3 суток. В перерывах отсыпался и отъедался. Еще срабатывал инстинкт самосохранения, ведь когда не спишь несколько ночей подряд, развивается острое состояние психоза. Тем более, чтобы добывать наркотик, приходилось прилагать какие-то усилия. Я помню, что у меня в голове иногда возникали мысли, что надо бы прекратить. Я пытался остановиться, но наркотик дает очень сильные ощущения, от которых тяжело отказаться. Даже сейчас, если я закрываю глаза и представляю укол, у меня начинают бегать мурашки по коже.

Однажды в состоянии психоза я разбил о стенку пейджер, отец это увидел и заставил меня показать руки. Когда он увидел дырки, у него был шок. После этого родители закрыли меня дома, думая, что у меня ломки. Я полежал дома дня три, выспался, мне это было очень в тему. И пошел дальше употреблять.

Зависимость от родителей в дальнейшем я старался тщательно скрывать, и у меня это получалось довольно хорошо (о взаимоотношениях с близкими более подробно Олег расскажет в следующих публикациях. - TUT.BY). Старался колоться в более скрытые вены, конечно, не в шею и не в паховую область, как в то время делали уже некоторые мои знакомые. Тогда уже я увидел настоящую наркоманию и все ее ужасы, но у меня все равно сохранялась еще какая-то идеалистическая картинка… Ведь это были героиновые наркоманы, "конченые", как мы говорили. Мне казалось, что есть низшая каста - героиновые "опиушники", а есть высшая - психостимуляторщики, как мы.

Неизлечимое заболевание в 16 лет

Тогда же у меня появились первые серьезные проблемы из-за наркотиков. Начался псориаз, все тело покрылось отвратительными красными пятнами. Это неизлечимая болезнь на нервной почве. А еще мне сделали анализы и сказали, что у меня проблемы с печенью и, вероятнее всего, вирусный гепатит. Гепатита, к счастью, не оказалось. На первом этапе я был очень брезглив в отношении использованных шприцев. Если я варил винт, для меня тогда было принципиально, чтобы люди кололись только своими шприцами. Для меня это была своеобразная защита: "Я не наркоман, я все контролирую".

Неизлечимое заболевание в 16 лет хорошенько меня испугало. Я стал употреблять винт реже и искать какую-то альтернативу наркотикам, начал прыгать с парашютом. Через друга познакомился с кришнаитами и их идеями. Мне понравилась индийская культура, появилось ощущение заботы. Дело в том, что у меня с детства было сильное чувство одиночества. Там я почувствовал, что меня принимают, мне стало легко и комфортно. Одним из принципов у кришнаитов было не употреблять никаких веществ, изменяющих сознание. У меня появилось вдохновение и желание следовать этому правилу. Тогда я уже почти не употреблял винт, но курил траву, из-за чего испытывал чувство вины. Дело в том, что трава для меня была уже как воздух. Это был минимально необходимый ингредиент для восприятия жизни.

От кришнаитов я попал к другим людям, тоже исповедующим индуизм, но более ортодоксальный. Общение с ними затронуло мою душу, после долгих лет жесткого отрицания я первый раз принял идею существования Бога. Моментами приходило состояние откровения, благодати, дающей возможность быть по-настоящему открытым и честным перед собой и другими - для меня было очень важно понять, что это можно получить и без наркотиков. У меня наступила первая серьезная ремиссия, почти полгода я вообще ничего не употреблял. И тогда я решил, что окончательно выздоровел.

С одного косяка полностью утратил контроль

А потом почему-то выдумал, что мне нужно съездить автостопом в Амстердам. Меня спрашивали духовные собратья: зачем ты туда едешь? Я отвечал: просто посмотреть город. Приехал и увидел кофешоп, где продают и курят марихуану. Думаю, дай зайду-посмотрю, что он вообще собой представляет. Зашел в один, зашел в другой, надышался этим воздухом. Зашел в третий, купил косяк и выкурил. За ночь я прокурил практически все деньги, которые мне дали с собой родители, полностью утратив над собой контроль. Это было очень похоже на запой алкоголика, который решает выпить одну рюмку после многолетней трезвости, остановиться было практически невозможно.

В итоге я даже не смог найти себе хостел для ночлега, утром спал на вокзале, рюкзак с вещами у меня украли. Потом поехал к родственникам в соседнюю страну, взял у них денег, и снова поехал в Амстердам, употребляя там все, что мог найти. В общем толком ничего в Западной Европе я так и не увидел. Мне было очень тяжело психологически осознавать, что я снова утратил контроль над своей жизнью, поэтому я про это старался не думать, что, собственно, неплохо получалось.

После возвращения я снова стал колоться. Дело в том, что когда я начинаю курить, у меня возникает навязчивое желание употребить что-то еще, снимается барьер к тяжелым наркотикам. Я прервал общение с людьми из духовного сообщества, которые мне очень были дороги, из чувства сильного стыда. Должен был ехать в Москву к учителю из Индии, а в итоге сел на другой поезд и поехал в Крым развлекаться, никому об этом не сказав. Мои родители неделю или две сходили с ума, думая, что меня убили где-то по дороге. А я спокойно курил коноплю на берегу моря и старался не думать о плохом...

Бросил учебу, жил за счет родителей

По возвращении домой я надумал себе разных историй, что вскоре эмигрирую в Европу. Пришел в сентябре на учебу, посидел 10 минут на паре, сказал, что еще вернусь, и ушел. Больше туда я уже не возвращался. По факту я проучился в техникуме два года из четырех. Сейчас у меня так и осталось базовое образование 9 классов.

Жил с родителями практически за их счет. Были какие-то подработки у отца и его друзей, но все деньги я спускал на развлечения, в семейном бюджете не участвовал. Шифровался, играл на том, что у меня есть девушка и мне нужно вести ее на свидание - родители давали денег. Наркоман становится настолько хитрым, настолько пронырливым, что даже опытные психологи могут обмануться. Зависимый только другого зависимого не может обмануть, особенно трезвого, потому что он сам уже через все это прошел.

Я продолжал употреблять винт, периодически останавливаясь, когда уж совсем невыносимо становилось, чтобы отдохнуть. Отходняки становились все сильнее, и я начал снимать их опиатами и транквилизаторами. Периодически мне удавалось остановиться на несколько недель, и на тот момент мне казалось, что я все-таки контролирую ситуацию. Сейчас понимаю, что это по сути просто разные типы употребления, как с алкоголем. Кто-то пьет каждый день, кто-то раз в неделю, но очень сильно.

Типичный день из той моей жизни: 5 утра, ко мне приезжает мой друг, который уже достал наркотик за мои деньги. Я выхожу в подъезд, мы с ним колемся и впадаем в экзистенциальную грусть, понимаем, что опять в этом дерьме по уши, а что делать? Потом едем к старшим друзьям, догоняемся и часами говорим что-то про всемирную обреченность, "невыносимую легкость бытия" и творчество. Тогда мы еще не были на том этапе, когда употребляешь наркотики ради наркотиков. Я читал книги, даже стихи пытался писать. Но интересов становилось все меньше и меньше, основной установкой в голове становилось употребление ради употребления, вытесняя все остальные человеческие чувства и стремления.

Самая продолжительная ремиссия в жизни - 9 месяцев

Спустя некоторое время у меня началось отторжение от винта на физическом уровне. При виде шприца с готовым наркотиком начинало тошнить. Полчаса рвало, но потом я все равно шел и кололся. Умом понимал, что это, грубо говоря, уже полная задница, надо что-то делать. Мне посчастливилось снова вернуться к вере в Бога и я принял духовное посвящение, понимая, что это мой единственный шанс спастись из кошмара и безысходности. И около 9 месяцев оставался трезвым - это самая продолжительная ремиссия в моей жизни на текущий момент.

И тут я совершил большую ошибку. Сам себя накрутил, что мой духовный путь - это поиск благодатных состояний, которые приходили ко мне время от времени, то есть по сути по привычной схеме решил "торчать" на религии. А еще я рационализировал свой страх перед возможной несостоятельностью в сексе и придумал, якобы хочу быть выше этого, вести монашеский образ жизни. Сейчас я понимаю, что по сути пытался притворяться святым - это для меня была такая защита от собственных страхов.

При этом подавляемое влечение было очень сильным. В итоге, когда у меня произошел первый полноценный сексуальный опыт и оказалось, что детские страхи были безосновательны, возникло подсознательное чувство вины - а для наркомана это один из любимых поводов для того, чтобы продолжить употребление. Я был уже на грани срыва и лишь ждал повода для него. Помню, как ехал на скутере и размышлял, стоит ли выкурить мне один косяк, чтобы расслабиться. В итоге нескольких затяжек хватило, чтобы на много лет выпасть из трезвой жизни.

Когда закончилась еда, брал сахар и переплавлял его на леденцы

У меня начался первый опыт совместной жизни с девушкой. Она была не настолько зависимой, как я, но курила траву и периодически употребляла наркотическое обезболивающее, вызывающее физическую и психическую зависимость, синтетический аналог героина. Я тоже подсел на него, но все еще старался не попадать в сильную систему: 3 дня поем таблетки, потом сделаю себе стоп на 3 дня и так далее по кругу.

Поскольку мы жили вместе, я устроился на первую серьезную работу в сфере информационных технологий, благо, с детства возился с компьютерами, даже программировать учился с репетитором еще в начальной школе. Работа мне нравилась, было приятно чувствовать себя полезным и состоятельным в чем-то. Но вскоре я все же уволился - работать с этим наркотиком было возможно, лишь употребляя его непрерывно, а этого мне не позволяло здоровье и страх попасть под сильную физическую зависимость - ломки. К тому же под наркотиками я становился совершенно необязательным.

Даже не помню, где на том этапе брал деньги. Поверьте, наркоманы их всегда находят. Но хорошо запомнился момент, когда дома закончилась еда, а мне было настолько все равно, что я брал сахар и переплавлял его на леденцы, абсолютно не беспокоясь о том, что моей девушке элементарно нечего есть. Понятное дело, мы начали сильно ругаться. В итоге, я "заторчал" еще больше, причем начал колоться "бубками" (кустарно изготовленным грязным раствором алкалоидов опия. - TUT.BY), хотя еще совсем незадолго до этого относился к "бубочникам" с большим презрением. Как правило, все психостимуляторщики рано или поздно приходят к опиатам, потому что они на время действия неплохо снимают боль, усталость и чувство вины.

В 2006 году мне стало совсем тяжко, и по собственному желанию я лег в платное отделение неврозов, где провалялся 17 дней. Там у меня был первый опыт общения с психотерапевтами. Помню, что после разговора с ними я почувствовал сильное облегчение. После выписки устроился системным администратором в большую международную компанию. Жизнь немного наладилась, даже девушка ко мне вернулась. Работать было реально интересно, особенно общаться с людьми, обучать их.

Но спустя какое-то время мне стало скучно, чего-то не хватало. Сначала я снова начал курить траву, потом - есть таблетки. Помню, как меня отправили в командировку в наш филиал и я приехал в аэропорт с пакетом марихуаны в кармане. Это было полное безумие! Страх попасть за решетку был, но одержимость наркотиками оказалась сильнее. Во время прохождения таможенного осмотра у меня начали трястись руки, я был уверен, что сотрудники службы безопасности все поймут. К счастью, у меня тогда ничего не нашли.

Все пошло по привычной схеме — работать становилось все сложнее и ленивее. Когда я в очередной раз не вышел на работу (а от меня напрямую зависела связь между филиалами), генеральный директор нашей фирмы даже приезжал ко мне домой. Мне же было настолько страшно и стыдно смотреть ему в глаза, что я сбежал в тапочках вниз и спрятался в подъезде. Потом я уже просто перестал ходить в офис, все поняли, что с этим человеком не стоит иметь дело, и уволили меня по статье.

Обвинял в своих бедах все что угодно, только не наркотики

Жутко устав от употребления, в какой-то момент я решил бросить все и поехать автостопом в Украину, где познакомился с ребятами-бродягами, которые играли музыку на улице. С детства я играл немного на гитаре и барабанах и присоединился к ним. Долгое время это был мой единственный реальный источник дохода, что меня в принципе устраивало. Перемена места освежила меня, придала оптимизма - мне удавалось какое-то время жить без тяжелых наркотиков. Я влюбился в девушку из Крыма и всерьез задумался о том, чтобы еще раз попробовать создать семью.

Много путешествовал, особенно по Сибири. Там познакомился с мастерами, которые делают аутентичные музыкальные инструменты, начал их продавать оптом, одолжив у отца денег на старт. Получалось хорошо, но как только у меня в руках появились деньги - все закрутилось снова. В отношениях я хотел только брать, ничего не давая взамен, и конечно же, это не могло продолжаться долго. В итоге спустя несколько лет я снова оказался дома в очень прискорбном состоянии. При этом я абсолютно не понимал, что я болен зависимостью, обвиняя во всем "творческий кризис", "боль расставания" и все что угодно...

Из-за наркотиков у меня развивалось биполярное аффективное расстройство, о котором я упоминал в предыдущей статье, также известное как маниакально-депрессивный психоз. В период мании я чувствовал себя сверхчеловеком, выдумывал всякие безумные проекты. Как пример: увлекся благотворительностью, решил, что это и есть моя цель - помогать людям, трудясь в благотворительной организации. А потом почему-то решил, что там работают нехорошие люди и мне нужно было с ними бороться. Однажды Новый год я встретил в Питере в психиатрической лечебнице - пришел туда сам, в состоянии сильного психоза. Выйдя оттуда, я выкинул в мусорный бак припрятанные наркотики и пообещал себе больше никогда не возвращаться к этому кошмару. На тот раз я продержался около двух месяцев...

Любимое занятие - мошенничество

Денег нужно было все больше, и в 2011 году я нашел себе новое занятие - кредитное мошенничество. Я оформлял кредиты на себя, помогал брать кредиты другим, подделывая справки о доходах, и многое другое. Легкие деньги приходили часто и помногу, и я в прямом смысле подсел на "халяву", не задумываясь о последствиях. А потом у меня началась депрессия, и меня объявили в розыск судебные исполнители. Долгов было очень много как перед банками, так и перед людьми - несколько десятков тысяч долларов. Какое-то время я скрывался в России, потом все-таки вернулся, и меня поймали. Но, к моему большому удивлению, меня не посадили в тюрьму, дав возможность рассчитаться.

Чтобы раздать долги, я предложил отцу продать 1-комнатную квартиру, которая мне осталась в наследство от бабушки. Квартиру продали, и я таки вернул большую часть долгов, но значимую часть денег прокурил - примерно тогда появились спайсы, и я сразу активно переключился на них. Удивительно, что удовольствия от них не так уж и много, но зависимость сильнее, чем от большинства наркотиков, которые я пробовал раньше.

Также я начал употреблять современные китайские психостимуляторы, часто называемые в наркоманской среде "шизостимами". На самом деле, слово очень меткое. В отличие от стимуляторов старого поколения от новых сразу или вскоре после употребления приходит состояние сильнейшего психоза и паранойи, которую невозможно контролировать.

В тот период я первый раз посетил собрание "Анонимных наркоманов" и краешком сознания понял, что болен химической зависимостью. Меня поразили старые знакомые, которых я там встретил. Они много лет употребляли наркотики еще жестче, чем я, причем без перерывов. Удивительно было то, что в момент встречи они были трезвыми уже довольно долго, и я поверил, что это может помочь и мне. Но тяга употреблять была сильнее, и я предпочел выбрать ее. Впервые попытался тогда лечь в государственный реабилитационный центр, но меня туда не взяли. На тот момент я решил, что это означает, что я не такой, как все, особенный, и в лечении не нуждаюсь. Теперь же понимаю, что психологи-профессионалы просто не увидели у меня положительной мотивации отказаться от употребления.

Получил приговор за поступок, который обычно совершают подростки

Находясь на очередной волне маниакального психоза, я решил, что надо бороться с наркоторговлей (при этом сам находился в системе!), и принялся кидать наркоторговцев, что приносило немалые деньги. В какой-то момент я снимал дорогую квартиру в самом центре города и шиковал. Но никакой радости мне это не доставило. Кроме наркотиков, практически все мне было безразлично на тот момент. От меня ушла девушка, очень добрый и чистый душой человек. На тот момент мы встречались около двух лет, причем она никогда ничего не употребляла и была в ужасе от того, что со мной происходит.

В расстроенных чувствах я взял несколько дорогих вещей напрокат, немедленно продал их, купил несколько граммов спайсов и билет на первый попавшийся самолет. Я понимал, что совершенное мной приведет снова к розыску (как и произошло вскоре) и на этот раз, вероятнее всего, к лишению свободы. Но в тот момент голова у меня была полностью отключена, и все это не имело значения. Около года я жил в другой стране. Когда же удалось узнать по своим каналам, что я больше не в розыске, решил вернуться домой. Понимая, что уголовное дело закрыть не могли и рано или поздно меня поймают, я собрался с духом и явился с повинной. Благодаря этому мне вынесли мягкий приговор в виде исправительных работ, хотя могли посадить. Это моя вторая судимость, первый раз судили 10 лет назад - за хранение наркотиков без цели сбыта.

Я долго считал себя настоящим моральным уродом

После многократных, в течение долгих лет, попыток завязать я перестал верить самому себе. Перед тем как лечь на реабилитацию в 21-е отделение в Новинки, находясь в состоянии психоза, я пришел к соседу-милиционеру, отдал ему свои аккаунты на сайтах и форумах, где продают наркотики, и попросил, если продолжу употреблять, посадить меня в тюрьму. Таким образом я хотел обрезать себе все концы, поскольку жить дальше, употребляя, стало совсем уж невыносимо.

Если у вас есть какие-то конкретные вопросы или пожелания — пишите в комментариях или в личных сообщениях. Мой ник на tut.by — oleg.rehab, email - [email protected]

И огромное спасибо всем за поддержку!

***
В следующем выпуске Олег вспомнит самые ужасные ситуации из своего наркоманского прошлого: как едва не потерял руку, чуть не сгорел заживо в лесополосе и был готов уколоться шприцем от ВИЧ-инфицированных наркоманов.

— октября 15, 2011 at 13:55

«НЕТ НАРКОМАНА, КОТОРЫЙ НЕ МОЖЕТ БРОСИТЬ НАРКОТИКИ»

История Кирилла

Моя наркомания началась с интереса. В школе и во дворе я общался с одними и теми же ребятами. Кто был для нас авторитетом и примером для подражания? Спортивный молодой человек в джинсовом костюме с кучей пластинок и своеобразным жаргоном. Поразить мое воображение могли и хулиганистые отпрыски обеспеченных родителей, они рисовались перед нами своей «крутизной» и вседозволенностью. Думаю, многими моими друзьями, как и мной, руководило стадное чувство. Мы вместе выпивали, пробовали курить «план».

В 1981-м я поступил в институт. Еще в колхозе сошелся с несколькими студентами, которые были не прочь «побаловаться» анашой или снотворным, попробовать сухой мак.

Первый укол я сделал случайно. Однажды товарищ принес два пропитанных опием бинта, попросил спрятать от милиции. Забирая, отрезал кусок: «Попробуем!» Доза была маленькая, но мы всю ночь пешком гуляли по городу без устали, общались, сыпали откровениями.

И хотя тогда я не ощущал потребности в повторении этого опыта, уже через месяц - при малейшей трудности, душевном дискомфорте или необходимости выполнить серьезную работу я вспоминал, что стоит только съесть ложку мака - и настроение станет лучше, а работоспособность повысится.

Со временем я стал принимать наркотики по выходным, потом каждый день находил причину. Через два-три месяца уже сидел «в системе», но наркоманом себя, конечно же, не считал. Наркоман - это кепка, шарф и тому подобное (наркомания считалась престижной, вот и рядились все, как в униформу). Я, разумеется, был выше этого. И к тому же боялся выглядеть наркоманом в чужих глазах.

Зависимости я боялся тоже. Когда замечал, что ем слишком много мака, делал перерывы (сначала это удавалось). И размышлял при этом так: я же смог «бросить», значит - зависимости нет. И, стало быть, можно продолжить: съесть еще «разок». Каждый прием был «последним», никогда я не планировал это «надолго». И искренне верил, что отказаться от наркотика несложно - стоит только сказать «нет».

У меня была непоколебимая уверенность в своих силах. И вкус победы был знаком с юности. В школе я до восьмого класса учился на тройки. Потом задался целью поступить в вуз, стал работать на аттестат. Закончил - чуть ли не с медалью. И поступил в институт. Еще в 1979 году я был троечником, а в 1981-м - студентом престижного вуза. Вот тут и подстерегала опасность: ведь я достиг своей цели и имел полное право расслабиться, тем более что я считал себя человеком, способным на многое, - стоит только поставить цель.

Поэтому и отказ от наркотиков, как мне представлялось, должен быть для меня не ахти каким трудным делом. Рассуждая так, я продолжал ни в чем себе не отказывать. У родителей стали возникать подозрения: несколько раз мать и отец находили у меня мак. Я говорил, что это - корм для рыбок. Мать легко верила, ее выручал положительный образ сына-студента, у которого не могло быть ничего общего с наркоманами. Отец говорил: «Еще раз увижу - получишь». Но и отцу, наверное, было легче делать вид, что ничего не замечает, чем поверить, что сын - наркоман, и принимать меры.

Сначала я определял для себя наркозависимость как вещь чисто физическую. При «спрыгивании» уже через несколько дней меня не ломало, не крутило, живот не болел, организм начинал нормально функционировать. А желание «кайфа» было неосознанным.

Однако рано или поздно мне пришлось признаться себе, что я завишу от наркотика, и принять это как факт. Жил я тогда двумя идеями. С утра думал, как бы скорей «раскумариться», вечером решал, что пора бросать. Но утром снова шел за наркотиком, обещая себе, что это в последний раз. Наркоманы, которых я встречал, тоже признавали, что зависят от дозы, но это лишний раз говорило в пользу укола. А эйфория заслоняла все, и долгое время у меня не было ощущения, что я делаю что-то не то.

Когда оно, наконец, возникло, это не было моим выстраданным убеждением. Скорее, сработал стереотип: если долго принимаешь наркотики, значит, ты - наркоман. Сознание этого не приносило особой радости, ведь у меня были другие идеалы в жизни. Усилием воли (которая, очевидно, еще не была полностью порабощена) мне удалось «спрыгнуть» и продержаться почти два года. Правда, я не отказывался от наркотиков совсем, хоть раз в полгода, но принимал мак. В остальное время - частенько выпивал. Думаю, я уже отвык от трезвой жизни, и нужен был хоть какой-то стимулятор. Мне хотелось удовольствий. От жизни я ждал только праздника, от окружающих - заботы о том, чтобы мне было хорошо.

Держался я эти два года во многом за счет интересной работы. Частые командировки, ответственность, романтика. Иногда работал по двенадцать-шестнадцать часов в сутки, а к наркотикам даже не тянуло. Тем более что абстиненцию я переживал очень тяжело, страх перед ней тоже был тормозом. Помимо любимой работы, у меня была семья: жена и ребенок. Жить было интересно. Тем не менее, спустя два года, я снова вернулся к наркотикам.

Самое удивительное, что я даже не помню, как это случилось. Скорее всего, хотел облегчить похмелье от спиртного, ведь два дня выпивки всегда выливались у меня в запой. Вообще, возврат к наркотикам всегда был связан с алкоголем: для пьяного нет никаких тормозов. Наступило время, когда я дома кололся, а в командировке - выпивал. Как почувствую, что доза растет, - прошусь в командировку. В работе все очень быстро проходило. Может быть потому, что не было рядом наркотиков.

Так продолжалось какое-то время. Но чем дальше, тем больше я втягивался. Вскоре и работа перестала так уж меня увлекать: перевесила та чаша весов, на которой лежал опий. Ездить в командировки становилось все труднее. И я ушел на другой завод, где работа бала попроще.

Пока был интерес к новизне, удавалось держаться на эпизодических приемах. Я должен был самоутвердиться, показать себя специалистом. Это снова получилось легко. Переквалифицировался за два месяца и даже стал бригадиром, добился особого положения: подчинялся непосредственно главному инженеру. Однако и на новом месте я скоро заскучал и снова оказался «в системе». Начальство стало замечать, что я «неважно выгляжу». Я рассказал про больную печень. Потом решил сознаться непосредственному начальнику: я хотел «спрыгивать», и для этого был нужен отпуск.

«Спрыгнул» и какое-то время держался на запретах. Жена получала за меня зарплату и повсюду ходила со мной. Больным она меня не считала, думала – с жиру бешусь, говорила: «Завязывай». Так прошло девять месяцев. Я все время считал дни и гордился сроком.

Потом встретил друга детства. Он начал колоться гораздо позже меня и к тому времени года полтора сидел «в системе». Я пригласил его зайти. Жена увидела, в каком он состоянии, сказала: «Зачем тебе такие друзья?» Я возразил: «Когда я кололся, он от меня не отворачивался». А у самого сердце прыгало: если бы он только предложил! На следующий день я укололся.

Началось самое страшное. Я стал быстро набирать дозу. Двадцати кубов в день уже не хватало. К «ширке» прибавился димедрол. Мне хотелось так уколоться, чтобы мозги не работали. Иначе трудно было себя выносить.

Я стал тащить из дома: кто запретит мне распоряжаться своими вещами? Потом та же участь постигла золото жены. Не думал уже ни о чем, ценней «ширки» ничего не было. Приезжал к родителям, брал у них. Лгал сам себе: возьму деньги до вечера - уколюсь, а там придумаю, как отдать. Обманывал их без зазрения совести, и каждый раз рассказывал новую байку. Сам удивляюсь, как долго они мне верили и давали.

Но бесконечно так продолжаться не могло. Сначала меня прогнали с работы: опасно стало держать. Дома присутствовал уже почти на правах гостя. Жена выгнала, отец разрешил жить, но кормить отказался. Только мать еще питала надежду, жалела, чем я и пользовался – брал у нее деньги.

Четыре месяца катился в пропасть: все хуже и хуже. Настал момент, когда никто уже не был мне нужен. Если бы дома стояла бочка с «ширкой» - я бы никуда и не выходил. «Раскумариваться» бежал уже в шесть часов утра. Организм совсем истощился. Доза росла - от стыда. Иллюзия, что меня считают порядочным человеком, разбилась, когда меня выгнали из дома и уволили с работы. Я понял, как меня воспринимают окружающие. И хотя не смирился с этим, желания изменить жизнь не возникало, я просто старался обходить знакомых стороной, не попадаться им на глаза.

Впрочем, лечиться тоже пробовал. Прочитал объявление о кодировании от наркомании. Пришел, попросил рассказать, что это такое. Ничего мне толком не объяснили, сказали, что случай тяжелый, надо не принимать три недели «химическое вещество», потом - приходить на сеанс. Пользу из этого разговора извлек только живший во мне наркоман: я вытребовал себе сибазон, который пил на ночь. Больших надежд на больницу не возлагал.

Помог мне Вадик. Он был моим другом, мы росли в одном дворе, а потом вместе пробовали наркотики. Я слышал, что он в последнее время не колется, потому что лечился в каком-то экспериментальном отделении. Как и всякий наркоман, я считал себя чуть ли не пупом земли, и уж конечно, на голову выше всех окружающих. Я думал: друг лежал в больнице, потому что он не мог ничего сделать сам, а мне больница не нужна. Я ценил себя выше. Но он настоял, чтобы я пришел на консультацию в шестое отделение. Так началось мое возвращение к жизни.

Первые дни было очень трудно. Абсцессы от уколов давали высокую температуру. Три недели я просто лежал, и меня мало волновало, что здесь происходит. Занимал только вопрос выживания в среде пациентов. Люди, которые лечатся от наркомании, мало похожи на обитателей пансиона для благородных девиц. В нашей группе было шесть человек. Все разные, у многих за плечами - тюрьмы. Ценности у них своеобразные. Хвастают тем, что могут залезть в квартиру, и тому подобное. Единственное, что меня заботило, чтобы меня не трогали: не физически, конечно, а вообще.

Первые приятные эмоции появились, когда здоровье немного поправилось, и я стал потихоньку заниматься спортом. Потом мне предложили поработать кочегаром (там была своя котельная). Принял я это предложение с восторгом: финансы были на нуле, даже на сигареты и чай денег не хватало. В этом смысле я был скорее исключением из правила. Многим пациентам мамы каждый день сумками таскали отборные продукты. При этом никому и в голову не приходило задуматься, что едят родители дома. Наркоманы ко всему относятся потребительски - даже к людям, которые хотят им помочь.

Когда я стал работать в котельной, ко мне относились, как к дурачку. Не ценилось это в наркоманской среде. Хоть на группах врачи и социальные работники старались всех подвести к мысли, что каждый должен зарабатывать и отвечать за свои поступки сам, постулат этот проникал в головы пациентов с большим трудом. Даже мне, как я ни нуждался, надо было себя внутренне переломать: человек с дипломом - и вдруг на самой черной работе.

Но ситуация постепенно незаметно менялась. Лидеры, которые днем на группах старательно изображали кротость и смирение, а по вечерам проповедовали уголовные ценности (больше на словах, потому что какие там числились за ними подвиги - еще вопрос: наркоманы - все трусы) начали срываться. Остальные замечали, что на словах у этих «авторитетов» одно, а на деле - другое. Я почувствовал, что заработал уважение: молодые ребята подходили ко мне с вопросами, интересовались моим мнением.

Я делал успехи, и месяца через два у меня появилась твердая уверенность, что к наркомании я не вернусь. Я внутренне расслабился - и через неделю укололся. Как это случилось - не хочу объяснять. Отчасти меня спровоцировали, а я еще не умел отличать, когда со мной разговаривает человек, а когда - живущий в нем наркоман. Да и не так это важно - почему я укололся. Глубинная причина одна: я переоценил себя. И сразу потерял все, что добыл в последние месяцы: доверие и уважение.

К моему удивлению, врачи не стали разбираться с моим поступком, посмотрели и сказали: иди работать. Сейчас я понимаю, что если бы они меня отругали, напряжение было бы снято. А так я вынужден был казнить себя сам. Хорошо и то, что я работал в котельной: вроде, при деле, и никто не мешает думать.

А думал я много. Сначала, пока «ширка» еще бродила в крови, оправдывал себя: не настолько уж я и виноват, просто так сложилось. На второй день я начал думать о последствиях своего укола, пытался вычислить, какие карательные меры будут приняты, строил модели поведения в группе, когда там будут обсуждать мой поступок. Однако, придя на групповую психотерапию, я с удивлением обнаружил, что и Михаил Юрьевич (доктор Щавелев), и Вадик, и Карина относятся ко мне иначе. Раньше они проникались моими проблемами, теперь - почти не хотели слушать.

Этот укол отбросил меня так далеко назад, настолько обострил проблему, как будто и не было двух месяцев трезвости. Все надо было начинать сначала. Но я стал думать уже не о физической стороне зависимости, а о том, как научиться жить без наркотика. Я постарался все спокойно обдумать и понял: то, что я пытался делать раньше, мне не подходит, нужно стремиться к естественному поведению.

Раньше, когда я кололся, в моей голове жила только одна мысль - о «ширке». Она была, как надутый воздушный шарик, и заполняла собой всю черепную коробку. Потом из «шарика» выпустили воздух, но я понял, что если мне не удастся «надуть другие шарики», место для этого, маленького сейчас, останется свободным. Я должен был заполнить пустоту, образовавшуюся там, где раньше роились мысли о наркотиках. И я старался постепенно заселять мозг другими мыслями: я надувал их, как шарики, сначала они были маленькими, но их становилось все больше и больше, и они потихоньку росли.

Когда отопительный сезон окончился, я не ушел из отделения. Я остался здесь социальным работником. Я знал, что свою зависимость буду преодолевать всю жизнь. Но если я научился жить по-человечески, значит, то, что я пережил, понял и прочувствовал, может помочь кому-то еще. Пусть мой опыт послужит такому же человеку, как я. Много позже я понял, что этот период был для меня временем реабилитации. Я читал много книг по психологии, старался преуспеть, потом осознал, что моя главная задача - помогать профессиональному психотерапевту, рассказывая о своем опыте.

В отделении, которое со временем стало Лечебно-реабилитационным Центром, я научился многому. Я понял, что лечить надо не абстиненцию, а душу. Этого нельзя сделать за три дня кодирования или за час гипноза. Я вижу смысл в изменении, возрождении личности, потому что именно так было со мной. В каждом наркомане есть какое-то человеческое начало, вопрос только в том, насколько оно изменилось, говоря грубо, но прямо: сгнило. Я верю, что нет наркомана, который не может бросить наркотики.

Наркомания, которая процветает сейчас, - это, скорее, «наркомания родителей». Без «помощи» мамы и папы многие просто не смогли бы оставаться наркоманами. Ведь существуют они только за счет родителей, которые кормят, одевают, защищают от милиции и тому подобное. И это, наверное, проблема всего общества - что мы дожили до такого.

Иногда смотришь: человеку - за тридцать, а он разговаривает с мамой, как пятнадцатилетний подросток. Потому что ему в свое время не отдали ответственность за свою жизнь. Эта проблема появляется прежде, чем человек начинает колоться. Наркомания возникает в семье, где нет взаимного уважения, равноправия, открытости, доброжелательности, где мамы решают за счет детей собственные проблемы: как это у меня, такой хорошей, сын - двоечник? И принимаются «доводить» ребенка «до совершенства», вместо того, чтобы отдать ему ответственность за учебу. Так возникает ситуация, когда сын или дочь начинают - в действительности или пока только в мыслях - убегать из дома. Я говорю так уверенно, потому что сам был в таком положении, да и в семьях других пациентов наблюдал ту же картину.

Но человек, который преодолевает зависимость, должен получить что-то взамен. Он должен взять ответственность за свою жизнь и свои поступки на себя, иначе он останется пассивным наркоманом, и любая психологическая нагрузка будет вызывать мысль о наркотике. Эта мысль появляется и у меня. Но я знаю, что потеряю, если уколюсь - уважение и любовь близких. Это большая цена.

Отказавшись от наркотиков, я стал больше себя уважать, хотя вскрылись многие внутренние конфликты, которые прежде снимала доза. Но появилось главное: нити управления жизнью я держал в своих руках. И хотя со временем я ушел из Центра и стал работать по специальности, «школа Сауты» не забылась, и до сих пор помогает мне жить. Я научился лучше понимать людей, строить с ними отношения. Я и сейчас исповедую жизненные принципы Леонида Александровича, моего бывшего врача, потом шефа: порядочность, обязательность, работа на результат. Я не трачу времени на пустые разговоры и споры, стараюсь всегда заниматься делом. Может быть, мое поведение кажется кому-то слишком рациональным, но я дорожу приобретенной способностью решать сложные вопросы в течение нескольких минут.

Тема наркотиков давно меня не интересует. О своем неблагополучном прошлом вспоминаю лишь тогда, когда встречаю какого-нибудь старого «друга» или по телевидению вдруг что-то покажут «на тему наркомании». Если раньше такие воспоминания резали, как по свежей ране, сейчас я не реагирую на них эмоционально. А ведь в былые годы я видел (точнее - замечал) на улицах только наркоманов: казалось, других людей нет. Теперь мысли заняты другими вещами.

Для меня важны дом, семья и работа. Сейчас не «застойные времена»: хочешь добиться успеха - надо трудиться с отдачей. У меня ответственная должность на производстве. Девять лет назад мне казалось, что для такой работы нужны особые люди. Сейчас я чувствую себя на этой должности «на своем месте»: знаю на своем участке каждую «гайку». Мне удалось заработать авторитет, благодаря тому, что я смог решить несколько сложных производственных задач. Я научился оценивать ситуации, принимать решения и получать результат. Строить отношения в коллективе непросто. Я стараюсь делать их открытыми, прозрачными, когда всем ясны их обязанности. Я учусь не переделывать людей, а использовать их сильные стороны. Я оставляю за людьми право на ошибки, даю развиваться сложным ситуациям так, чтобы они могли эти ошибки осознать и исправить. Это эффективнее, чем насаждать свое мнение авторитарными средствами.

Конечно, работа отнимает очень много времени, но она - основа, на ней строится благополучие моей семьи. Семья тоже требует времени и внимания, и я знаю, что, несмотря на занятость, я должен общаться с близкими как можно больше. Помогаю матери и сестре: после смерти отца я остался единственным мужчиной в семье и чувствую себя ответственным за них. И, разумеется, моя главная ответственность - жена и дети. К счастью, мы понимаем друг друга, возможно, потому, что сейчас в нашей семье роли распределяются правильно. У нас - патриархат: все «мужские» вопросы я решаю сам. Я обеспечиваю свою семью и решаю все проблемы. А жена «отвечает» за уют в доме.

Детей стараемся воспитывать самостоятельными людьми. Если жена проявляет излишний интерес к их тетрадям и домашним заданиям, я прошу ее «снизить активность»: школа и уроки - это то, за что они отвечают сами. Помогать нужно лишь тогда, когда дети об этом попросят. Но выполнять не все просьбы, а только разумные, не позволяя им садиться на шею и командовать. Мало ли что они могут захотеть! Конечно, иногда бывает соблазн вмешаться, но я стараюсь останавливать себя.

Моя история банальна, но такое может случиться с каждым …
Я родилась в небольшом городке, недалеко от Вязников. Мои родители – достаточно обеспеченные для Вязников люди. Я росла в благополучной семье, ни в чем не нуждалась. Поэтому неудивительно, что учиться после школы поехала во Владимир. Поступила на контракт на очное отделение архитектурного факультета и начала постоянно жить здесь у тети. Мне повезло и с родственниками: тетя - просто чудо, любит меня как родную дочь. Да, забыла сказать, без ложной скромности: я - красива. Похожа на девушку с модной обложки, даже пару раз участвовала в конкурсах красоты, выступала на «Владимирской красавице». Мест там, правда, не заняла и гран-при не получила. Про внешность я упомянула не случайно… Именно из-за нее да и из-за своей наивности я сейчас наркоманка.
Первый раз я попробовала наркотики в 13 лет. Да и то это была ерунда – пара затяжек травы вместе с друзьями - приятелями в соседнем подъезде. Городок у нас был маленький, делать по вечерам было нечего, вот мы и собирались либо в подъезде либо в квартире. Был и алкоголь: сначала всем известные отвертка и ягуар, а потом я уже попробовала все, что горит.
Но серьезные наркотики я попробовала благодаря приезжим ребятам - они ехали мимо Вязников в Москву и остановились отдохнуть в гостинице. Я шла с подругой по улице, они проезжали мимо, завязался разговор. Вечером они заехали за нами и мы вместе поехали в единственный местный клуб. Там они предложили пару непонятных таблеток, пообещав, что после них будет очень весело. Почему бы и нет? На тот момент я и представит себе не могла, к чему мое легкомыслие приведет через несколько лет. Мы согласились попробовать. Да и парни мне понравились.. от них веяло какой-то свободой, они будто принадлежали другой, более насыщенной и интересной столичной жизни. В клубе я ощутила какую- то непривычную легкость, необыкновенную веселость, постоянно хотелось двигаться, общаться. Усидеть на месте было невозможно. Музыка отдавалась какими-то необычными ритмами в моем сознании, огни сливались в бесконечный крутящийся шар. Все вокруг мелькало и плыло… Ощущения были удивительные, я была в каком-то необычайном мире…Пришла в себя я только дома. Голова раскалывалась, тело болело от диких вчерашних танцев, что было после клуба я уже не помнила. Потом узнала, что те таблетки были феном, или амфетамином, попросту говоря, химическим наркотиком, от употребления которого страдает психика и интеллект, так как он поражает клетки головного мозга….
Второй раз я попробовала наркотики уже переехав во Владимир. Мне, провинциалке из маленького городка, был удивителен большой город… Обилие магазинов, кафешек, развлекательных центров….Влекла к себе и ночная жизнь. Однажды в клубе мы познакомились с молодыми людьми. Они были энергичными, позитивными и неестественно веселыми. Но что-то в их веселости заставляло задуматься о том, все ли с ними в порядке…. Ребята нюхали кокаин. Нечасто. Раз или два в месяц. Они-то и предложили нам попробовать кокаин. Говорили, что это не химия, натуральный продукт, от которого нет никаких последствий. Я даже удивилась их настойчивости…. Одна дорожка кокаина стоит около тысячи рублей. Недешевое удовольствие. За ночь можно использовать от одной до четырех дорожек. Зависит от стажа наркомана и особенностей его организма. На вкус кокаин слегка горьковатый, на языке появляется ощущение онемения, легкой анестезии. Тогда я еще не знала, что зависимость может развиться даже после единственного употребления наркотика…
Мы снова решили «попробовать». Ощущения вначале были странные: голова закружилась, все поплыло перед глазами. Через несколько минут пришло ощущение спокойствия и какого-то внутреннего расслабления, сменившееся затем эйфорией. Хотелось двигаться, общаться, все люди казались друзьями, настроение было прекрасным. Тактильные ощущения воспринимались гораздо ярче чем обычно…Ночь засияла огнями…. Мы сменили три клуба и не почувствовали усталости. Кокаин дает ощущение внутренней силы, подъем духа, бодрость...Кажется, будто ты можешь все! Я стала употреблять наркотики регулярно - по выходным. Благо желающих нас угостить было достаточно. Понедельник называется тяжелым днем не просто так. За него я приходила в себя после наркотического угара..
А на буднях мы часто курили траву, чтобы расслабиться… С ней и фильмы казались веселыми, и разговоры интересными.. Время текло незаметно..В университете я почти не появлялась…Ходила по магазинам, смотрела телевизор, виделась с молодым человеком. Нас познакомил общий знакомый, начались встречи и отношения…он меня гораздо старше. Чувств к нему у меня нет ….но мы проводим с ним время, развлекаемся, он помогает мне материально. Из-за постоянных пропусков меня отчислили из университета. Полгода после отчисления пронеслись незаметно: все те же скучные будни, когда нечем заняться. И яркие выходные…Правда, я стала замечать, что для того, чтобы достичь того же эффекта как и раньше, мне приходилось увеличивать дозу. С наркотиками проблем не было - мне доставал их знакомый дилер, за деньги от моего спонсора. Да и на after-party нас без проблем угощали и феном, и кокаином. Многие известные в городе люди - политики, бизнесмены, общественные деятели, «золотая молодежь» - употребляет легкие и даже тяжелые наркотики постоянно или раз от разу... Я не пытаюсь оправдать себя, просто очень легко поддаться соблазнам большого города и любопытству испытать новые ощущения….
Сейчас мне 22 года. Я восстановилась в университете не без помощи своего нового друга. Правда, учиться я так и не стала. А зачем? Ведь почти всю сессию можно купить, чертежи заказать, да и желания что-то делать у меня особого нет….Недавно я сделала аборт.. Рожать не хочу. Да и другу не нужен был ребенок. Врач сказал, что с моим здоровьем мне вообще не стоит иметь детей. Спросил про наркотики, упрекнул за курение. После аборта у меня началась депрессия... состояние такое, что не хочется выходить из дома, никого видеть…хочется просто умереть. Боль и грусть я заливала алкоголем, сама не замечала, как стала выпивать все больше.. Просто чтобы забыться и не думать о потерянном ребенке и своей беспутной жизни.
Начались мои первые ломки, ведь я неделю сидела дома и со мной не было ни таблеток ни порошка.. Ощущения были страшными: все тело ломает и трясет, то поднимается температура, то бросает в озноб. Ко всему этому добавляется расстройство желудка и дикая боль в мышцах…Будто болеешь гриппом в первые дни, но в шесть раз сильнее…. Друг меня бросил. Сказал, что ненормальная истеричка ему не нужна. Да я и правда стала неуравновешенной, легко выхожу из себя, нервы на пределе…. Спасает только порошок...хотя бы раз в неделю. Чаще не могу, да и финансы не позволяют. Друзья от меня отвернулись, говорят, что у меня проблемы. Надо лечиться, но пока я этого не хочу…Что будет дальше? Время покажет, а пока я не хочу думать о будущем…

Добавлено в закладки: 0

По данным исследований, если человек попадает в зависимость от наркотика, это рабство продолжается в среднем десять лет. В течение этого времени человек пробует различные наркотические вещества, изменяет формы и дозы приема, неоднократно пытается вырваться, с большим или меньшим успехом, проводя от нескольких дней до нескольких лет в относительной свободе, а затем снова погружаясь в пучину зависимости. Как правило, если человеку удается пройти через все эти годы и выжить, несмотря на передозировки, попытки самоубийства, болезни и многие другие опасности, он или она бывают, как правило, выпущены на свободу – хотя часто это освобождение лишь условно. При этом ни в одной статистике мира не отражено число тех людей, которые употребляют наркотики время от времени, не допуская ни увеличения доз, ни учащения приемов. Между ними и наркоманами такая же разница, как между тем, кто позволяет себе выпить по случаю праздника, и тем, кто ни дня не способен прожить без алкоголя и глубоко физически страдает, когда ему не дают выпить. Опасность состоит в том, что никому не дано предугадать, к чему может привести невинный эксперимент с веществом, изменяющим сознание. Удастся ли вам зайти в эту клетку и беспрепятственно выйти, или же дверь ее захлопнется за вами на много лет? Многое зависит, с одной стороны, от вида наркотика, с другой – от психического, физического и генетического склада человека, с третьей – от жизненной ситуации, с четвертой – от возраста, с пятой… Известно немало случаев, когда непреодолимая потребность в наркотике возникала уже с первого приема.

Саша, Толик и Максим – наркоманы. За те несколько лет, что продолжается их личная история с наркотиками, они прошли путь от эйфории до многократных и отчаянных попыток освободиться от власти вещества. Они искали спасения от одного наркотика в другом. Когда после многих физических и душевных страданий им удавалось на мгновение вырваться из плена, они вскоре понимали, что цель еще далеко. Их путь к свободе – нелегкий, полный неожиданных поворотов и досадных возвращений назад – продолжается ежедневно, ежечасно.

ТОЛИК:

Сейчас мне 23 года. Отучился в школе до 8 класса, потом 3 года в училище. Там все и началось с анаши и с пива. Свой первый косяк анаши я выкурил в лет в 14-15. Потом устроился работать на Арбат, это тогда называлось “утюжить.” Мы продавали иностранцам кроличьи шапки – ” рэбиты “, часы, матрешки, нам платили долларами, а мы потом и доллары продавали. Наваривали и с валюты и с товара. У нас стали появляться деньги. Рядом с нами все время были люди криминального плана – как бы наша крыша, которым мы должны были платить. Естественно, вместе после работы отдыхали.

Там я впервые укололся винтом. Я кололся, потому что хотел прихода. Потом некоторое время тоже отлично – эйфория, все вокруг прекрасно. Но часов через 10-12 наступает дичайшая депрессия, полное опустошение. Люди, которых готов был расцеловать, которым в любви всем подряд признавался, внезапно кажутся резиновыми куклами и ублюдками. Даже воздух и стены вокруг становятся серыми, зловещими и пустыми. Я “присел” на винт с первого укола – на пять лет. Из этих пяти лет три года я торчал вообще плотно – не вмазывался только когда спал и ел. Все остальное время сидел на игле. От винта нет физических ломок, но есть дикая, непреодолимая психологическая зависимость. Через три года появились ЛСД, кокаин, героин – экзотика. Начал чередовать: перемежать: когда кислотой закинешься, когда героином. Но главным моим наркотиком был винт – я за него все готов был отдать. Так оно и было – все и отдавал.

Криминал

Единственная проблема была – стало не хватать денег. Одно время я даже покрадывал, “разводил” людей, обманывал на деньги. До сих пор не понимаю, каким чудом не угодил в тюрьму. Не всем моим знакомым так повезло… Сейчас самому не верится, какими ужасными способами я тогда зарабатывал деньги. Например, те, кто торговал матрешками на Арбате, оставляли свои вещи, чтобы с собой не таскать, в местных квартирах – платили какие-то деньги хозяевам. Мы такую квартиру вычислим и заходим – внешне все вроде друг на друга похожи, хозяин и не отличит – те, не те… Брали чужие сумки с вещами и уходили. Кто-нибудь при этом стоит, бубнит, хозяину зубы заговаривает – а под винтом это очень хорошо делается: можешь говорить без остановки на любые темы. Или еще я мог поныкать у человека деньги, сказать, через 15 минут принесу, взять деньги и уйти. Я прогонял какую-то телегу, мол, ты не волнуйся, я сейчас вот тут мигом – и просто отставал, исчезал с деньгами: у меня была тысяча ходов, заранее заготовленных. Сейчас я так не могу. А еще я таскал из дома все, что мог, – телевизор, магнитофон, мамины вещи, золото. Или варил для кого-нибудь винт и за это брал себе часть.У меня были сотни знакомых, каждого я считал за лучшего друга и гордился, что вокруг меня такие отличные люди, хорошие, модные. На самом деле все это было ложью и откровенным паскудством, но я тогда этого не видел. Постоянно в иллюзиях находишься – каждый человек для тебя друг, ты ему готов все отдать. А потом понимаешь, что тобой просто попользовались. Больница. Все это стало невыносимо, к тому же денег не было: работать я нигде не мог.

В общем, я лег в больницу – в наркологию: сам, добровольно пошел. Мы все обсудили с матерью и решили, что мне надо лечиться. На самом деле, лечения там не было абсолютно никакого. Ни чистки крови, ни психологической помощи. Наоборот, все медсестры и врачи относились к нам пренебрежительно. У меня была непреодолимая психологическая тяга к наркотику, мне нужно было с кем-то поговорить об этом, получить грамотный совет, а вместо этого мне давали таблетки – барбитураты, кололи галопиридол, аминозин, и я просто лежал как бревно – и все. Лежишь двое суток от этих уколов в ужасном состоянии: вроде бы спишь, но это не сон – это можно сравнить с тем, когда съешь таблеток 20 снотворного. Есть еще магнезия-сульфат терапия – ее называют “горячий укол”, это просто пытка. В основном там лежат опиушники. Перекумариваются, уходят и опять колются. Для того только туда и приходят, чтобы переломаться, когда у них нет денег на героин. Они идут и на халяву там переламываются, потом выходят и опять торчат. А еще я видел в больнице молодых мальчиков. Ребенку 15-16 лет, он пару раз вкололся – и его закрывают в больнице… Это все равно, что малолетнего посадить в тюрьму: он всему там научится и станет действительно закоренелым. Так и здесь: если в больницу попадает молодой наркоман, который только начал – его напуганная мама туда упекла – он выйдет уже матерым. В больнице наркотик делают из всего: из любых таблеток можно все, что угодно, выбить и вмазать. Торчат там все. У мальчика там и круг общения будет особый: знакомства, новые точки, где можно купить, барыги, обмен телефонами… Отлежал я в больнице 28 дней. Мне поставили диагноз и взяли на учет. Потом я еще раз попал в ту больницу – уже в реанимацию с передозом.

Вышел из больницы и начал употреблять героин, черное. Исключительно для того, чтобы не колоться амфетаминами – винтом в частности. Но я все равно, до сих пор хочу винта и не могу о нем не думать. Я продолжаю оставаться винтовым наркоманом – только что не употребляю винт на сегодняшний день.

Здоровье

Мне 23 года, а у меня практически не осталось своих зубов, вся челюсть вставная – кальция не было в организме. Та же проблема почти у всех моих друзей. У меня гепатит В и С, не могу некоторые вещи есть – сразу начинает тошнить. В перспективе – цирроз или рак печени. В мои планы входит дожить хотя бы лет до 30-40, но я не знаю, удастся ли. Я вначале не думал об опасности, я вообще ни о чем не думал, торчал и все. Сейчас тоже много таких молодых, их лозунг: “Торчал, торчу и буду торчать!” Им бы побольше информации о последствиях всего этого. О том, кем они станут через несколько лет. Когда я начинал, были другие времена. Тогда мы не слышали, что бывает такая болезнь, как гепатит, что можно заразиться через иглу. А теперь еще и СПИД. Раньше и героин для нас был все равно, что СПИД, – заграничная экзотика. Теперь все спустилось вниз: и героином колются все, вплоть до бомжей, и заразиться может любой. Неважно, что ты употребляешь и сколько у тебя денег. Если мы будем сидеть вдвоем и кумарить, и у нас будет один шприц на двоих, я в первую очередь буду думать о том, как мне вмазаться. После того, как уколюсь, я, возможно, подумаю, чем ты болеешь и что я занес себе с твоим шприцем: гепатит, сифилис или СПИД. Говорят, что наркоманы не боятся умереть. Это до поры до времени. На начальной стадии, действительно, думают: пусть я проживу свою короткую, но яркую жизнь. А потом становится физически больно, потому что сгорела печень, и появляются вполне реальные мысли о смерти. Для многих это стимул бросить наркотики. Торчишь, вроде бы кайф, а на самом деле кайфа-то из пяти – шести лет, которые торчишь, хватает на год, а все остальное время – депрессии, боль и угрызения совести за то, что ты делаешь с собой и с близкими.

Шрамы в голове

Но самое главное – я не мог предвидеть, какие последствия будут у меня с головой. Я чувствую, что винт оставил на моей психике такие глубокие шрамы, которые уже никогда не пройдут. У меня иногда бывают срывы, когда я беру, что под руку попадется, и швыряю, бью посуду в доме. Могу в такой момент кому-то ни с того ни с сего позвонить, нагрубить. Когда принимаешь любой наркотик, особенно винт, в голове странные вещи творятся. Мы называем это “подсаживаться на измену” – когда чего-то боишься, а чего – непонятно. Одно время мне казалось, что за мной постоянно следит милиция. Я мог сидеть по трое-четверо суток дома и не выходить на улицу, потому что боялся, что меня выследят, поймают. Или ехал куда-нибудь к друзьям в Выхино, в Чертаново, и не в состоянии был оттуда уехать по неделе, по две. Помню даже, как мы по несколько недель сидели в подъезде. Брали винта, трескались – и по трое суток находились в одном подъезде, просто сидели там, потому что не могли выйти на улицу. Какие мы. Я могу на улице, среди толпы прохожих, отличить винтового человека от героинового. Как? По одежде, по манере поведения, по движениям. Винтовые и вообще те, кто употребляет стимуляторы, – это резкие движения, быстрая, без остановок, речь. Они постоянно оглядываются назад, обгрызают до мяса ногти, у них мания преследования. Винтовой может долго точить карандаш и опомнится только после того, как сточит весь карандаш до основания и примется за собственный палец. В руках у винтового – зажигалка, ручка, пачка сигарет – по пять-шесть предметов одновременно. Ходишь, не знаешь, что с ними делать, куда их деть. И лица у них характерные: нос, глаза – и две ямы вместо щек. Опийные люди наоборот, совершенно спокойные, сонные. В фильме “Криминальное чтиво” есть такой момент: один из главных героев укололся героином и едет в машине. И при этом у него характерное лицо, как бывает под героином: глаза как бы опущены. Я часто встречаю людей на улицах в таком состоянии: человек словно спит чуть-чуть – я уверен, что во многих случаях это героин. У них постоянно прожженные штаны, потому что сидишь, куришь, прожигаешь одежду, диваны ничего не замечаешь. На руках следы от ожогов. Опиушники вообще-то народ спокойный, они бывают нервными только на отходняках, когда отпускает. На отходняках у них чуть до драки не доходит. Причем абсолютно ни с чего – поводом может послужить любая мелочь.

Без иллюзий

Я уверен, каждый наркоман внутри себя хочет бросить, но не может. Он хочет остановиться, но утром просыпается и опять едет на Лубянку и мутит наркотики и говорит: я так устал, так хочу остановиться, но не может. Вся жизнь его уходит на это. Точнее, это не жизнь. Это иллюзия жизни. Я хочу верить, что эта болезнь хотя и страшная, но излечимая. Но на своем опыте я убеждаюсь, что стоит слезть с одного наркотика, как пересаживаешься на что-то другое. Я не могу вспомнить ни одного дня, когда бы я ничего не употреблял. Минимум, что я делаю, – это беру бутылку водки и выпиваю ее целиком. Я просто уже не могу находиться в трезвом состоянии и смотреть трезвыми глазами на то, что происходит вокруг…

САША:

Мечта детства

О наркотиках я услышал еще в детстве, в школе, и мне жутко захотелось попробовать. Это были дешевые познания, непонятные, расплывчатые. Все в то время было зашифровано. Восьмой класс, мне было 14 лет, и тогда я, конечно, еще ничего не принимал. Но мне очень хотелось попробовать – и я этого в конце концов добился. Я подрос, стал вести экстравагантный образ жизни: был панком, ходил с красными ирокезами, в черном галифе, с нацистской повязкой. Люди постарше плохо меня воспринимали, все пытались ударить клюшкой. В первый раз я попробовал так называемую “мульку”. Мне не понравилось, я вообще к стимуляторам отношусь плохо. Потом я начал курить травку, это было весело: прилив чувств, энергии, казалось, что-то новое открывается.

Мы как раз тогда начали заниматься музыкой с другом – он сейчас сидит за наркотики. А потом я поехал в Прибалтику – там есть одно знаменитое место, о котором я узнал от хиппи: они как раз всей компанией туда собирались, и я напросился с ними. Первое, что я сделал, когда приехал, – это пошел на дербан за маком и укололся в первый раз. Я сам сделал себе укол и почувствовал себя настолько круто… Мы лежали втроем в палатке, разговаривали, и было ощущение, что когда замолкаешь и уходишь в свои грезы, общение все равно продолжается – без слов, на подсознательном уровне – и все это чувствовали. Опиум заворожил меня, и с того момента я стал употреблять его сначала время от времени, потом все чаще и чаще. Сейчас молодежь 14-16 лет начинает колоться лишь из-за того, что это модно. Смотрите, я вмазываюсь, я крутой… Мы начинали совершенно по-другому. Это было что-то возвышенное… Я пытался писать стихи, мы делали свою музыку, у нас был стимул употреблять наркотики – от них мы чувствовали себя по-другому.

Правда, со временем все перешло в совершенно другую стадию. Это была полная зависимость, система, и уже было не до чего. Не надо было ни стихов, ни музыки… Да и некогда было заниматься творчеством: все мысли только о том, где бы достать наркотик и уколоться.

В начале 90-х я познакомился с парнем, которого сильно полюбил. Он пытался вытащить меня из наркотиков. Но вдруг появилась такая вещь, как ЛСД, и я сам не заметил, как провел на нем полтора года. Первые полгода я принимал его орально и на кишку, а остальной год вводил уже внутривенно, причем в бешеных количествах. С мальчиком мы расстались: он отчаялся и ушел. А мы уже начали было думать о том, чтобы жить вместе. Эта окончательная размолвка сильно задела за душу. Когда мы с ним разошлись, я словно потерял якорь и начал колоться очень плотно – пять лет провел в системе, то есть каждый день. Я все это время жил один, никакой личной жизни не было. Недаром есть такое выражение: “опиум заменяет вторую половину”. Когда я начал повышать дозу и кололся все чаще, мне уже не надо было секса. Можно сказать, я сам себя трахал иглой. Мне было все безразлично. Только доза и игла.

В системе

Сначала физической зависимости, ломок не было, но были кумары – психологическое хотение наркотика. Но чем дальше это заходило, тем сильнее психологическая зависимость переходила в физическую. При постоянном употреблении героина быстро происходит привыкание, и дозу приходиться все время повышать. Моя доза за пять лет подскочила с одного кубика до 10 кубов. Под конец я делал себе за один раз целый стакан соломы, а если бы было десять стаканов, я бы сделал все 10. Как ни удивительно, но какое-то время мне еще удавалось работать на хорошей работе и неплохо зарабатывать. Конечно, приходилось все время шифровать – то есть скрывать, что я наркоман.

Но разумеется, так не могло продолжаться долго. В конце концов я дошел до того, что потерял сначала работу, а потом все, что у меня было ценного. По венам пошла вся радиоаппаратура, вся хорошая одежда, две машины… Когда все, имевшее ценность, было продано, пришлось искать пути заработать на дозу. Я хорошо умею варить черное, и меня часто приглашали это делать. Для меня это стало все равно, что ходить на службу: встать с утра, обзвонить людей. Если у кого-то есть деньги и нужен наркотик, достать им, приготовить и взять свою часть.

С каждым днем приходилось задирать себе дозы, все больше, все круче. А кайфа как такового уже не было – была уже такая стадия, когда наркотик нужен лишь для того, чтобы почувствовать себя нормальным человеком. Организм перестроился: делаешь себе дозу и сразу встаешь, идешь кушать, умываешься, делаешь какие-то дела. А если нет наркотика, ты просто лежишь и не в силах даже дотянуться до телефона, чтобы позвонить, найти наркотик.

Грызешь табуретки, плачешь, мысли исключительно суицидальные. Это очень страшно. Не пожелаю испытать это злейшему врагу. У меня было много суицидальных попыток. Пытался застрелиться, но первый патрон оказался холостым – что-то меня уберегло. Однажды съел восемьдесят таблеток транквилизаторов – это намного выше смертельной дозы. Но мой организм, видимо, настолько привык ко всему этому, что я выжил. Самое главное – я чувствую приближение очередного срыва где-то за неделю. Я знаю, что мне снова захочется себя убить. Я пытаюсь загасить это чувство наркотиками, но мне это не помогает, а только усугубляет. Можно сказать, что суицид для меня стал образом жизни.

Меня два раза обвиняли по 224 статье, которая сейчас стала 228, – приобретение, хранение и употребление наркотиков. По ней полагалось принудительное лечение. Я приезжал в милицию, а мне говорили: зачем ты приехал? Я им: вы же вызывали… Езжай, говорят, привези свою мать. Мама все понимала, брала какие-то деньги, ехала, отдавала им, и меня на время оставляли в покое. Милиция меня задерживала много раз. Если ничего с собой нет, посидишь в отделении – и отпустят. А если найдут наркотик, – тогда все. Но бывают случаи, когда тебе подбрасывают героин в карман: сдавай барыгу, а то тебя посадим. Если у тебя есть какие-то деньги на кармане, ты из милиции абсолютно пустой уходишь.

Попытки бегства

Я понял, что опустился в жуткое болото и теряю все, что было мне дорого. За те пять лет, что я сидел на наркотиках, я пытался переламываться три раза. Первый раз я уехал из города и выдержал без наркотиков все лето. Во второй раз я пытался переломаться с помощью винта. Шесть дней подряд кололся винтом, чтобы не было ломок от героина, после чего у меня с головой стало совсем плохо. Продержался без героина всего недели две, не больше. Третий раз я понял, что теряю свою семью – они полностью меня отделили. И еще мне было ясно, что если я буду продолжать колоться, вгоняя себе по 50-70 кубов в день, мне останется жить от силы год. Это меня напугало.

Лег в психиатрическую больницу, лежал два с половиной месяца, а потом уехал в деревню и прожил там с мая по ноябрь. Все это время я не принимал наркотики, только раза два пил водку, хотя я ее не люблю, и раза два – таблетки, барбитуру.

Больница мне помогла – наверное, потому что врач попалась хорошая. Она меня сильно интриговала: вроде бы проявляет внимание, а вроде и нет. А мне безумно хотелось общения, мне хотелось все, что во мне наболело, кому-то выразить. Иногда она это позволяла. Меня закормили нейролептиками – они полностью отбивают желание что-либо делать, под ними можно только спать. Но это даже хорошо. Это помогло переломаться.

Потом меня отыскала одна моя знакомая, которая в последнее время очень серьезно обратилась к религии. Мы поехали с ней в Переяславль-Залесский, она водила меня по монастырям, по скитам. Мне предлагали остаться в скиту: меня поразило, что там ко мне прониклись, поняли мою проблему – что я наркоман, что мне тяжело, что хочется со всем этим закончить. В какой-то момент мне действительно захотелось остаться там, в скиту, но я почему-то не остался. Вернувшись домой, я в тот же день уехал на дачу и был удивлен – меня не ломало вообще. Видимо, от поездки я получил очень сильный духовный заряд.

Но когда через неделю надо было ехать в Москву, я сразу почувствовал всю эту грязную энергетику города. Тут же начал хвататься за телефон, чтобы найти наркотик, сделал три звонка – хорошо, в тот раз никого из знакомых не оказалось дома. Труднее всего выйти из тусовки, из самого процесса. Все мои друзья колются, и если я перестаю колоться, я должен поменять всех друзей. Неделю-полторы после того, последнего случая я держался, а потом опять произошел срыв. У друга уехала мама, они собрались, а варить хорошо не умели. Я им сварил и себе поставил такую дозу, что чуть из ботинок не вылетел…

МАКС:

Мне 21 год. Впервые я попробовал героин два года назад. Мы сидели на лавочке около подъезда – нас была группа друзей, мы работали, отдыхали вместе. Вдруг подбегает к нам человек и говорит: у меня есть героин. Я, конечно, слышал раньше это страшное слово – героин. Они уговаривают – давай, давай, а мне страшновато. Спрашиваю: а с него ломает? Отвечают: чуть-чуть ноги поболят, недельку перетерпишь, ничего страшного. Попробуй – только один раз. Ну, занюхали дорожку. Понравилось – погружаешься как бы в вату, хорошо так… На следующий день – еще одну дорожку, потом три, четыре. А потом произошел момент – я его до сих пор ярко помню: ехал я в лифте с ребятами, и вдруг у меня начинают болеть ноги – это один из первых признаков зависимости от героина. Меня это так напугало, что я буквально закричал: ребята, я наркоман! Для меня это был сильный удар. Я не хотел быть наркоманом. Я знал нескольких наркоманов, это были люди-зомби, я не хотел быть как они. С тех пор я и начал с этим бороться. Пытался не нюхать один день. Но чем я мог себя поддержать, снять эту боль? Анальгин, баралгин не помогали.

Лечь в больницу я еще не был готов. Я продолжал нюхать героин. А потом у меня произошел конфликт с теми ребятами, и я с ними расстался. К тому времени у меня рассыпались большинство зубов. Были сильные боли, я не спал ночами, сидел на снотворных. За месяц боли вроде бы прошли. Я встретил хороших людей, нашел интересную работу, появились свободные деньги. Я изо всех сил держался, мне было стыдно перед друзьями, что я опять начну. И все равно – теперь я знаю – это всю жизнь идет за тобой. А я всего-то употреблял три месяца, причем не колол еще, а только нюхал. Дальше было хуже.

Итак, у меня появились деньги, которые я сумел скрыть. Дело в том, что мои друзья контролировали меня, следили, куда я хожу, кому звоню – ради меня же, чтобы я опять не начал. Но как-то раз я встретил человека, у которого героин был с собой, и устоять оказалось невозможно. Я снова стал нюхать, скрывая это от всех. Но близкие люди стали замечать мои маленькие зрачки, которые на ломках становились огромными, мою нервозность. Денег на героин уходила масса – от 50 до 100 долларов в день. Я его нюхал и курил, и кайфа уже не было, а было лишь утоление боли, причем грамма героина в день мне уже стало не хватать. Тогда я купил себе шприц, растворил в воде небольшую часть моей дневной дозы и укололся – и почувствовал прежний кайф. С тех пор я стал колоться; доза поднималась и поднималась.

Ломка, соответственно, стала тоже намного сильнее: те боли, которые были раньше, когда я только нюхал, теперь казались мне ерундой. Ломка наступала каждые три часа, и надо было снова колоться. Какая работа, какая любовь? Невозможно совмещать обычную жизнь нормального человека с жизнью наркомана. Есть такое понятие – “золотая доза,” т.е. та, которая тебе нужна, которую ты можешь выдержать. Чуть больше – будет передозировка и умрешь. У меня была своя золотая доза, я делил все это количество на несколько горок и делал себе уколы по шесть раз в день, через определенное время, чтобы не было ломки. На работе у меня были друзья, которые увидели, как я изменился за год употребления героина. Все мысли, все деньги уходили на наркотик: пальцы мне были нужны, чтобы звонить барыге, ноги – чтобы за этим бежать, деньги – чтобы за это отдать. Друзья понимали проблему наркомании, потому что многие из них сами нюхали кокаин – и по сей день нюхают, не считая себя наркоманами.

Предложили мне лечиться, и я согласился. Вызвали доктора по объявлению, чтобы сделать детоксикацию – очистить организм от героина. Один такой вызов стоит 150 долларов. Буквально за час до его приезда я укололся очередной дозой. Доктор узнал, какая у меня доза, поставил капельницу, и я куда-то провалился. Очнулся и чувствую, что схожу с ума. Спросил, сколько дней я лежал, мне говорят – 14. Меня уже не ломало, не болели кости, но оставалось желание: мне все казалось, что в последний раз я укололся не 14 дней, а лишь пару часов назад. Физическая ломка по героину очень сильная: потеешь, поднимается температура, болят все кости, сводит суставы. При этом одно желание – устранить боль. Эта боль такая сильная, что некоторые люди совершают самоубийство. В тюрьмах, насколько я знаю, немало случаев, когда наркозависимые опиумной группы вешались во время ломок. Но когда врач снял мне эту боль, осталась психическая ломка. Я не знаю, что сильнее.

Я решил все же лечь в наркологическую больницу. Опять мне ставили капельницу, чистили кровь. Психологической помощи, правда, не было: врачи наркологи, дяди лет по 40-50, которым до нас дела нет, бегло спрашивали: “Ну, как ты сегодня?” А как я сегодня – мне кучу таблеток дали, капельницу прокапали, укололи, я лежу и как бы сплю все время.

Выписался из больницы, мне стало гораздо лучше. Я радовался от себя, я был счастлив, что у меня ничего не болит, мне можно не колоться. Но воспоминания не ушли: снились шприцы, доза… Я просыпался в холодном поту. Правда, колоться во сне никогда не получалось: подвожу иглу к вене и сразу просыпаюсь.

Прошло три месяца. Как-то случайно встретил на улице знакомого, спрашиваю его: “Ну что, колешься?” “Колюсь.” “А я не колюсь.” Я чувствовал гордость, что я не колюсь, что у меня больше нет этой зависимости. И вдруг почему-то спрашиваю его: у тебя есть с собой? Он говорит: есть. А дашь? Дашь. И я опять укололся.

Я опять начал колоться, опять стали приходить ломки. И тут мне встретился один мой старый приятель, который колется винтом. С тех пор я пересел на винт. Многие люди, пытаясь хоть как-то себе помочь, пересаживаются с одного наркотика на другой: кто с винта на героин, кто, как я, с героина на винт.

У меня прошла героиновая зависимость, но присутствует винтовая.

У нас еще называют винт “первитиновая кислота.” На самом деле никто точно не знает, какая это кислота, она не указана ни в одном известном мне справочнике. Тем не менее, винт варят многие, хотя мало кто умеет его варить по-настоящему. Если с героином известна доза, то здесь никогда заранее не знаешь, как будет. Почему это называется “винт,” что означает, как расшифровывается – тоже не знает никто. Это психостимулятор. Первое время чувствуешь себя просто суперчеловеком, Рэмбо. Можешь не есть сутками. У меня был рекорд – я не ел четырнадцать дней. Ходят легенды, что винт колют диверсантам, террористам, которым нужно пойти и сделать свое дело, не чувствуя страха, усталости, голода. Среди бандитов и воров существует категория людей, которые всю свою деятельность строят на употреблении винта, т.к. под винтом на некоторое время обостряется чувствительность, зрение, подвешен язык.

Я видел, как рядом со мной люди сходили с ума. Им казалось, что все вокруг предатели, враги, все тебя ненавидят, ты всех ненавидишь. С таким состоянием немногие справляются. Мне повезло, меня научили с этим справляться: бороться с галлюцинациями, например. Эти галлюцинации бывают очень сильные: например, будто ко мне в окно лезут бандиты. Я сижу на кухне и реально вижу, как они лезут, сейчас ограбят, убьют меня. Я должен с ними как-то бороться. Я вроде знаю, что это галлюцинация… а вдруг нет? Стараюсь контролировать себя, отвлекаться, и они появляются не так часто.

Были случаи, когда на пять-шесть человек одна ложка, в которой растворяется героин, и одна на всех игла. А что делать? Время – ночь. Да и не всегда остаются деньги. Потом, допустим, у тебя шприц есть, но только один, а у других вообще нет. А человека рядом с тобой ломает, ему плохо. Приходится давать ему свой или после него брать. Ты знаешь, что впереди ночь, что надо будет колоться сейчас, а потом еще рано утром, что твоим шприцем уже пользовались десять человек, а у тебя нет выбора. Не всегда есть вода промыть шприц от остатков чужой крови. Спрашиваем: “Все нормально, никто не болеет?” Никто не болеет, давай, колись. А про винт многие думают, что он убивает ВИЧ-инфекцию и гепатит, хотя это неправда.

Считается, что винт убьет все. Это очень сильная кислота: если винт чуть-чуть не так приготовить, вена буквально сгорает и лопается. Когда винт попадает под кожу, образуется нарыв. Поэтому винтовые наркоманы о заражении вообще не думают: запускают шприц в одну общую тару. Я сам только недавно узнал, что ни СПИД ни гепатит винта не боятся.

Когда тебя ломает, тебе безразлично, чем ты колешься, – лишь бы уколоться. Бывали даже такие случаи: иголка одна, забилась засохшей кровью так, что не промывается ни слюной, ни водой, а ждут десять человек. Что делать? Отламывают забившийся конец, затачивают оставшуюся часть иглы об лестницу и колются. Процентов 80 моих знакомых не думают об инфекции; процентов 20 – думают, но только несколько человек пытаются предохраняться.

Бросить? Да, хочу. Я уже месяц держусь, не употребляю, и мне хорошо. Но я не знаю, что будет со мной завтра. Наркомания – это такая мания, которая будет преследовать тебя всю жизнь, даже если тебе удастся бросить.

У них своя жизнь. Они утверждают, что умеют летать и странствовать в удивительных мирах; что у них очень ранимые души и утонченное восприятие прекрасного. И все это – ложь. Потому что они – наркоманы. Так что же это на самом деле: порок или болезнь? И почему два человека из сотни выбирают именно такой путь – опасный, жестокий и зачастую тупиковый? Причин так же много, как и людей, сделавших подобный выбор.

“Я хотела испытать все!”

Уже более двух лет Тоня находится в состоянии ремиссии, то есть не принимает наркотиков. И все же уверенности в том, что она покончила с наркотиками навсегда, у нее нет.

"Это – как черная дыра, – рассказывает 25-летняя Антонина , – как бездна, дыхание которой постоянно чувствуешь за своей спиной, даже если перестаешь колоться. А началось все восемь лет назад, когда я жила в небольшом городке.

Считается, что наркоманами становятся дети из неблагополучных семей. У нас же была нормальная, обеспеченная семья. Мама работала провизором в аптеке, отец – главным инженером завода. Мы жили в большой квартире в центре города, у меня был смешной рыжий спаниель и два волнистых попугайчика. Самое заветное мое желание – вернуться в те времена и перечеркнуть все, что было после. Но это невозможно.

В детстве я любила читать, играла на пианино и даже пыталась сочинять песни. В старших классах моим кумиром стал Хемингуэй. Я выписала себе его высказывание о том, что в жизни нужно попробовать все: нельзя не любить вино, не узнав, какое оно на вкус. Среди моих друзей были те, кто пробовал и вино, и наркотики.

Как-то, на одной вечеринке, мой сосед (он был старше, учился в горном училище и слыл настоящим наркоманом) предложил мне пожевать мак. Ложка маковой соломки стоила недешево – около двадцати рублей. А он предложил мне целых две! И совершенно бесплатно! Я честно сжевала под его любопытным взглядом эту гадость, и... ничего со мной не произошло. Только желудок заболел. Тогда я с гордостью подумала, что у меня очень сильный организм и никакие наркотики меня не возьмут. А чтобы доказать это своим друзьям, согласилась выкурить конопляную сигарету – "косяк". И снова ничего, кроме тошноты, не почувствовала. "Тебе надо уколоться!" – убеждал меня сосед. Но я боялась. Иногда я заходила к нему и наблюдала, как он варит зелье, как отцеживает, как набирает в шприц. Но попробовать не решалась. К тому времени моя лучшая подруга Ольга уже "села на иглу".

Родители, конечно же, не знали о моих экспериментах. Через год я поступила в столичный институт и уехала. На втором курсе пришла любовь. Сережа был старше на два курса, после окончания учебы мы собирались пожениться. Казалось, с мыслями о наркотиках покончено навсегда.

Но случилась непоправимая беда: Сережа погиб. Погиб нелепо и до боли обидно. Я тогда на пару дней уехала проведать родителей, а он с компанией пошел на речку и на спор пытался переплыть ее... Когда я вернулась, мне сообщили, что Сергея больше нет.
Утешать меня примчалась моя верная подружка Олька. Не помню, как я прожила первые дни, что делала, о чем говорила. Но пришла в себя только тогда, когда Оля сделала мне спасительный укол. Вся боль и безысходность враз отступили. Я смогла даже убрать в комнате, сложила Сережины книги, кое-какую одежду. На следующий день, под вечер, когда вновь стало нестерпимо от обрушившегося горя, я сама попросила подругу повторить укол. Говорят, время лечит. Меня лечило не только время. И к началу очередного семестра я уже пришла в себя. Я уговорила Ольгу остаться со мной. Так началась вторая половина моей жизни.

Утром я бежала в институт и отсиживала все пары с одной мыслью – прийти поскорее домой, надеть старую Сережкину рубашку, закатать рукав и протянуть руку верной Ольке для очередной инъекции. "Я перенесла большое горе, – оправдывала я себя, – мне нужно время, чтобы пережить его, а потом я, без сомнения, брошу! Ведь у меня сильный организм, и никакой ширкой его не сломать, если я этого не захочу!"

Из нашей провинции Ольга привезла немало сырья для приготовления самодельного опия. Но все же вскоре запасы иссякли. К тому же Ольга говорила, что тут, в столице, глупо действовать "дедовскими" методами и варить зелье, когда есть множество других, уже готовых препаратов. Но я была настроена иначе: закончились запасы – и слава Богу, пора с этим завязывать! "Ну, ты пока "завязывай", а я пойду на разведку!" – с улыбкой сказала подруга. Она, очевидно, знала, куда идти, ведь опытные наркоманы всегда могут распознать "своего" и помочь друг другу. Ее не было несколько дней. Но за эти дни я поняла, что стала настоящей наркоманкой. Я думала только о том, чтобы уколоться, меня мучили нестерпимые боли. Казалось, мои кости перемалываются в жерновах, а каждый нерв по отдельности наматывается на огромный раскаленный вал. Когда подруга появилась на пороге, я кинулась к ней, как раненая тигрица.

О том, что случилось потом, мне больно вспоминать. Я бросила учебу. Чтобы выйти на постоянного поставщика, посещала множество притонов. Употребляла все, что могла достать: "колеса", гашиш, амфитомины, героин... Я пыталась "спрыгнуть". Однажды мы с Ольгой даже обратились в больницу. Нас поставили на учет – только и всего, отношение к нам было, как к отбросам общества.

Каждый день у меня должно было быть не менее ста долларов на героин. В их поисках я рыскала по городу, как зверь. Когда родители не высылали денег, продавала свои золотые украшения, приторговывала краденным. Я окунулась в совсем иной мир. Мы собирались на квартире у одной семейной пары – туда сходились совершенно опустившиеся люди. Парни, как правило, занимались воровством; женщины, те, кто помоложе, – проституцией. Однажды я очнулась в объятиях незнакомого мужчины. Мне было безразлично, кто он. В период ломки стираются все моральные границы. Я ловила себя на мысли, что за одну инъекцию могу пойти на групповой секс, предать, убить. Никаких рамок для меня не существовало! Чем только не приходилось заниматься мне, девочке из хорошей семьи, воспитанной на высокохудожественной литературе!..

Чтобы у меня был постоянный дилер, я должна была раз в месяц привести к нему не менее двух новичков. И я увлекала за собой других. Как-то подсела к двум малолеткам, скучающим в парке. Слово за слово, я уговорила их испытать "кайф". Они почти сразу согласились. Потом я их несколько раз встречала "на малине". Найти желающих было не так уж сложно. В минуты просветления я каялась, ненавидела себя. Но другого выхода я не видела. Так делали все.

Несколько раз я уезжала к родителям, думала, что хоть при них смогу удержаться. Мама положила меня в хорошую клинику, где меня немного подлечили. А позанимавшись с психологом, я решила, что еще смогу начать жизнь заново. Я с огромным трудом восстановилась в институте, поменяла адрес (ведь на старой квартире меня могли найти прежние друзья). Большое впечатление произвела на меня смерть моей лучшей подруги. То, что делала с собой Оля, – уму непостижимо! Она всегда была заводилой во всех наших делах. Не раз участвовала и в "групповухе", и в кражах. Ее влекла опасность, она считала себя конченым человеком. В последнее время мне было страшно с ней ночевать: у нее начинались приступы неконтролируемой ярости или, наоборот, она входила "в ступор" и сидела, раскачиваясь из стороны в сторону. Я уверена, что смертельную дозу она ввела себе сознательно. У ее могилы я мысленно сказала: "Я все-таки смогу бросить!"

Сейчас я познакомилась с парнем и хочу выйти за него замуж. Но терзает мысль: какого ребенка я рожу? Будет ли он здоров?

Чтобы быть честной до конца, хочу сказать: я не знаю, как дальше сложится моя жизнь. В клинике я услышала жестокую мысль: наркоманы – это популяция людей, которая обречена на вымирание. Мы добровольно очищаем от себя общество. Сейчас я думаю, что это, действительно, так... Мне все еще хочется уколоться, а там – гори все синим пламенем! Мое тело разбито, я чувствую постоянную слабость и усталость, по ночам часто мучаюсь бессонницей. А если удается заснуть, вижу один и тот же сон – свою подругу Олю, которая подходит ко мне со шприцем, и мне сразу становится легко и хорошо..."

Информация к размышлению

• Наркомания – пожизненное заболевание, приобретаемое "по собственному желанию". Излечиться полностью невозможно.
• Наркобизнес – один из самых прибыльных в мире. Один грамм кокаина от начала его производства до конечного пункта (потребителя) обрастает прибылью в... 10 тысяч процентов.
• Рождение здорового потомства у наркоманов невозможно.
• Разделения на женскую и мужскую наркоманию нет, все зависит от психики и физического состояния организма. Приобрести наркотическую зависимость можно с первого укола.
• Чтобы приобрести несколько граммов наркотика (героина), наркоману любым путем нужно добыть 100 долларов ежедневно. Чаще всего этот путь – преступный.
• Наркотик, прежде всего, – товар. Его могут предложить бесплатно только один раз, чтобы втянуть новичка в свой круг. А дальше действует четкий механизм: "товар – деньги – товар".
• Чтобы иметь постоянного поставщика наркотиков, клиент обязан привести к нему в течение месяца не менее двух новичков.
• Первое знакомство с наркотиками, как правило, происходит на молодежных дискотеках.
• Наркоманы – категория людей, обреченных на добровольное самоуничтожение.
• Причины наркомании: психологические (гиперопека в семье, равнодушие близких, чрезмерная застенчивость, душевная травма и др.), социальные (безработица, нищета, плохие условия жизни и др.), физические (наследственность, заболевания, при которых больному снимали боль наркотиком).
• Действенных государственных методов борьбы с наркоманией нет. Принудительное лечение, кодирование не дают положительных результатов.
• Существует программа социотерапии, при которой больные поддерживают друг друга, сами выступают в роли психологов, работают в клинике, помогая врачам.

• Тренинг повышения групповой сплоченности, знакомства
• Правописание гласных «о» - «ё» после шипящих и «ц И ы после ц упражнения
• Как приготовить блины на молоке без яиц Вкусные блинчики без яиц на молоке
• Срок окупаемости: формула и методы расчета, пример
• Витамины в профилактике и лечении рака Какой витамин лечит рак
• Оперативное управление имуществом: особенности учета и налогообложения
• Шпинат полезные свойства и противопоказания
• Каша овсяная на воде польза и вред
• Маракуйя фрукт: полезные свойства, состав, калорийность
• Как делается салат жульен

• Почему птицам нельзя пшено?
• Кисель: история происхождения и приготовление
• Красная нитка для защиты от сглаза: как её правильно носить Какой должна быть красная нить на запястье
• Бесценная мудрость предков - гадание на будущее на рунах Гадание на картах он-лайн
• Анализ стихотворения "с поляны коршун поднялся" по плану
• Овсяный кисель из геркулеса, овсяных хлопьев, цельного овса
• Брюссельская капуста маринованная
• Как действует клизма микролакс, и особенности применения ее при беременности
• Работа с детьми с детским церебральным параличом Методы работы с детьми дцп
• Больничный. Рассчитать больничный. Формулы и нюансы пособия по болезни Вычисление среднедневного заработка